С деревьев листья облетают,
Прямо в Сену и в Лоауну и в Горону, и везде, куда придется,
Пришла осенняя пора - Pater Noster.
В поход крестовый все поперлись,
Фон Бароны - голодранцы, без штанов зато в кольчугах.
И понавешали крестов и на спины, и на плечи, и на попы и везде куда попало.
За мною мой сеньор приходит.
Абсолютный, совершенный аденоид, стало быть драться - не умеет, и не может и не хочет.
Сказал, мол с ними ты пойдешь. Прямо завтра, на рассвете, ровно в полдень, ну как проснешься.
Маманя в обморок упала, прям с балкона, вниз башкою на кобылу, та взбесилась.
Сестра винище пролила, слуге на морду,
тот доволен.
Друзья, маманю подсадите, на балкончик, как и было, вверх башкою, без кобылы!
Слугу положьте в погреб спать, пусть проспится алкоголик.
А я молоденький парнишка лет семнадцать, двадцать, тридцать,
В святую землю подался, прямо с места, с сеновала, без штанов зато с крестами.
За мною вслед бежит невеста, рожа кисла словно тесто,
А вслед за нею мчится теща - рожа злее,
жопа толще.
Отсюда мораль: никуда от тещи не убежишь,
даже в крестовый поход.
Сижу я в крепости высокой, метров восемь, может больше, я не мерил,
стрелы свищут.
И к нам является магистр, морда ломом, звать
Гиёмом.
"Здорово, братцы крестоностцы, Alma Matter, Pater
Noster, вашу танки, всем спасибо!
Сейчас подвалит к вам противник, левым
флангом, правым флангом, в общем, кучей. Ну,
вы тут разбирайтесь, а я пошёл!"
И вот, бегу я по бархану, по песку, на четвереньках, быстро-быстро, ведь убьют же.
За мной несется сарацин, семь на восемь, восемь на семь, ну и рожа, шире жопы, прямо вдвое, может больше я не мерил.
И удираю я в оазис, пусть мираж, зато не видно.
А этот пусть бежит один, по пустыне по песочку, к тамплиерам, пусть зарубят.
А я молоденький парнишка, лет семнадцать, двадцать, тридцать, может больше,
я не помню.
Лежу с отрубленной ногой, для маскировки, челюсть рядом, жрать охота.
Подходит мой оруженосец, звать Аксельом, иль Адельмом, иль Бертрамом, ой не помню,
"Давайте Вас перевяжу!" Грязной тряпкой, кось-на-сикось, сикось-на-кось, где же тут мои портянки, что в углу вчера стояли?
И в санитарную телегу, дышло гнуто, спицы биты, без колес и лошадь сдохла,
С собою рядом положу, для интересу, я не
против, тока сзади носом к стенке, между
трупов шоб не дуло.
И вот, прошло годов немало, лет семнадцать, двадцать, тридцать, а, сорок восемь,
Госпитальером я служу, не тужу.
Рощу целебные я травки, от запору и поносу, и другой различной хвори.
Оруженосца сторожу, от соседа -
извращенца, тамплиера, садомита, совратит и
не заметит.
На юг вороны полетели, до Прованса, может
дальше, я не знаю, не сказали.
Пришла осенняя пора, усе на Зиланд.
|